Этот прекрасный и суровый край вдохновлял художников и XIX, и XX, и нынешнего века, и картины их, во всем своем многообразии, выражают нечто очень важное в русской жизни.
1
Век позапрошлый: на Север за новой красотой
Если русским художникам первой половины XIX века хотелось непривычных для российской средней полосы пейзажей, то они писали, например, Италию… Однако к концу века образованному русскому обществу все больше и больше хотелось найти и понять себя — свою страну, народ, культуру, историю. Это вообще было время открытий: открывали светящуюся красками древнюю русскую икону, веками прятавшуюся под слоями записей и копоти, открывали и заново прочитывали родную историю. Открывали особенность северной природы — скупой и в то же время очень выразительной, ее красоту, ее цветовое звучание, особенную северную архитектуру.
В 1884 году по инициативе мецената Саввы Мамонтова отправляются в путешествие и открывают для себя Русский Север Константин Коровин (1861–1939) и Валентин Серов (1865–1911). В работах Коровина Север разный — то почти празднично-многолюдный («Базар у пристани в Архангельске» или «Рыбная пристань в Архангельске»), то графично-суровый («Мурманский берег»), то поэтично-загадочный («Ручей святого Трифона в Печенге»), то представляет собой стихию, с которой ежедневно сталкиваются люди, но которая дает им жизнь, средства к пропитанию («Ловля рыбы на Мурманском море»). Людей, которые неразрывно связанны с окружающим суровым миром увидел и Валентин Серов («Поморы»).
В 1890-х годах начал свое северное путешествие по Северной Двине Василий Верещагин (1842–1904). Сегодня его «северные» работы — не только художественная, но и историческая, этнографическая ценность: с присущим ему вниманием к деталям, умением отобразить главное художник запечатлевал древние деревянные храмы, их внутреннее убранство, портреты людей, живущих в тех краях («Внутренний вид деревянной церкви Петра и Павла в Пучуге», «Икона Николы с верховьев реки Пинеги», «Резной столб в трапезной Петропавловской церкви в селе Пучуге Вологодской губернии», «Зырянин»).
Художник Александр Борисов (1866–1934), уроженец деревни Глубокий Ручей Вологодской губернии, показал Север таким, каким до него никто из художников не показывал, в том числе холодно сияющим ледниками Новой Земли, куда Борисов отправился в 1900 году в экспедицию, оказавшуюся непростой и опасной («Во льдах Новой Земли», «Ледник Павла Третьякова»). Но его Север — не только находится «В области вечного льда», как называется одна из работ. Даже в таких суровых условиях, которые, казалось бы, категорически не совместимых с понятием уют, живут люди, обустраивают быт («В гостях у самоеда», «Чум ненцев в Малых Кармакулах», «Самоед на берегу моря»).
Михаил Нестеров (1862–1942) поездкой на Соловки открыл для себя другой Север — молитвенный, помогающий своей аскетический строгостью духовному деланию. Здесь человек научается жить в мире со всем окружающим («Лисичка», 1914), а внешнее суетливое движение заменяется напряженным движением души («Молчание», 1903).
Иван Билибин (1876–1942) на Север начал ездить с 1902 года — чтобы увидеть, познакомиться, запечатлеть (на фотографиях, в картинах, в собственном сознании) красоту народного творчества, которое здесь еще сохранялось. Казалось, слышанное в русских сказках в северных деревнях оживало — в резных предметах быта, в красочных вышивках, в узорных наличниках…
Север в его работах полусказочен и одновременно — фактически точен. Он передает услышанную музыку края ритмом спускающихся к воде изб, высоких мачт лодок, бревен мощных, высоких деревянных церквей, в которых, однако, чувствуется безжалостная рука времени.
Увиденное в поездках Билибин осмысляет и с помощью слова — в статьях «Остатки искусства в русской деревне» и «Народное творчество Русского Севера». Это художественно-этнографический анализ архитектуры, быта, особенностей народного искусства, но с глубоким личным отношением и с болью, что народное искусство исчезает даже здесь, на Севере.
«Птицы все больше фантастические, очень сильно орнаментованные. Наиболее пышным узором считалась “пава-птица”, птица, иногда чрезмерно удлиненная, с громадным древовидным хвостом», — писал Билибин про северную вышивку в статье «Народное творчество русского Севера». Читаешь эти строки и представляешь себе сказочных птиц из работ Билибина…
2
Век прошлый: новый мир и героика Севера
После революции внимание искусства было приковано к построению новой жизни, появлению «нового человека», — на всей протяженности бывшей Российской империи, и здесь географические нюансы были не особо важны.
Но уже в тридцатые годы, когда появилась задача показать эту самую новую, изменившуюся жизнь людей во всех уголках страны, художников специально стали отправлять в экспедиции на Север. В таких экспедициях побывал и Михаил Гуревич, позднее ушедший добровольцем на фронт и погибший в 1943 году. Его работы, посвященные Северу, — романтическое яркое проживание увиденной природы, достижений техники («Полярный разведчик “Персей”», 1933; «Волны Баренцева моря», 1933; «Порт Игарка», 1932). Кстати, его работы показывают, что соцреализм еще не захватил власть, не стал единственно возможным способом художественного выражения, и художники могли решать свои художественные задачи иначе, так, как казалось интересным им.
Участвовал в арктической экспедиции и Федор Решетников (1906–1988). В своих «северных» работах он показывает героику арктической жизни, эта героика — и в драматических моментах, и в художественном рассказе о жизни полярников («Больной О. Ю. Шмидт покидает лагерь челюскинцев», 1934; «Первый камбуз на льдине», 1934).
3
«Шестидесятники» и современные художники
В 60-е годы художники вновь начали открывать Север — как новый, яркий, интересный мир, со своей особенной природой, бытом. Причем каждый художник находил нечто, созвучное собственным мыслям, переживаниям.
Север Владимира Стожарова (1926–1973) — деревенский, празднично-яркий, поэтичный, с красочными и крепкими домами, полный разнообразием жизни («Деревня Сердла», 1969; «Село Большая Пысса», 1967). Даже само творчество художника благодаря увиденному на Севере стало иным. «Пластика Стожарова изменилась под влиянием народного творчества, архитектуры северных храмов и прочных деревенских изб, — пишет искусствовед Виталий Манин, — а также особого северного света, выпукло оттеняющего предметы, оптически осязаемые даже на далеком расстоянии. Это обстоятельство сделало натурные цвета активными, яркими, чего не было в прежней живописи».
Ефрем Зверьков (1921–2012) пишет Север с благоговейным чувством, удивленной радостью перед красотой окружающей природы, с желанием бережно запечатлеть различные ее состояния. Для фронтовика Ефрема Ивановича, участвовавшего в том числе в боях под Сталинградом, мирная природа — целая вселенная, наполненная лирикой и красотой («Северная весна», 1969; «Утро на Мезени», 1965). Даже архитектура — древние монументальные стены храмов, крепкие дома — все это со звучит у Зверькова лирично и радостно («Каргополь. Троицкий собор XVII века», 1963; «Улица в Каргополе», 1963; «Дом рыбака. Север», 1963).
Совсем иначе увидел Север, северную деревню Виктор Попков (1932–1974) — он предугадал, почувствовал исчезновение русской деревни, в том числе и как последствие войны. Потому что кому строить-работать в этой деревне, кому продолжать? Север для Попкова — это прежде всего люди. А точнее — женщины, выстоявшие, вынесшие на своих плечах, своими крепкими руками саму жизнь в этих краях. Но силы уходят, а то, что когда-то было просто частью их жизни, быта, все больше из живого превращается в объект исследования, артефакт, который нужно сохранять и изучать, но не необходимый для использования. Северная деревня Попкова часто — больше про прошлое, которое уходит все дальше и дальше, хотя изображает он современность («Воспоминания. Вдовы», 1966; «Северная песня», 1968 — и другие работы цикла «Мезенские вдовы»). Но на Севере художник увидел и то, что больше любого исторического контекста. Не случайно в работе «Северная часовня» (1972) главным оказывается не мир за дверью часовни, а то, что находится в ней. Взгляд зрителя сначала останавливается на горящих фигурах трех ангелов, а потом уже идет дальше, за дверь, но потом снова возвращается к ангелам. Фигура мальчика около входа в часовню соединяет эти два мира — мир внутри и мир снаружи,
Суровый стиль развития русского искусства вообще оказался близок некоторым особенностям северного края — своей лаконичностью, монументальностью, стремлением ставить акценты на важном, оставляя второстепенное за скобками… Николай Андронов — один из родоначальников «сурового стиля», показывает северную деревню неуютно-напряженной, нередко безлюдной («Зимняя ночь», «Собаки», 1971), и объяснения этому — все в той же беде, которую принесла война, и об этом — масштабная и трагичная по звучанию работа «Проводы» (1965–1967).
В творчестве Вадима Степанова (1928–2013) чувствуется влияние «сурового стиля», и его Север — тоже безлюдный, но уютный, в чем-то живописно-сказочный («Осень на Онеге», 1963; «Северная деревня (Турчасово)», 1974; «Птичий базар. Кайры на скалах», 1965).
Илья Глазунов (1930–2017) в своих работах на северную тему ищет важную для его творчества русскую идею, идею величия народа. Потому его пейзажи звучат масштабно, и если художник изображает храм, монастырь, то он мыслится не просто архитектурным сооружением, памятником, а некой опорой, удерживающей, поддерживающий страну, каждого живущего в ней, а в других работах — неотделимой частью окружающего мира, но частью важнейшей, к которой все равно устремляются взгляды, направлено движение души каждого («Северная твердыня», 1968; «Вид с горы Фавор на Кирилло-Белозерский монастырь», 2004). В некоторых работах позднего периода эта мысль приобретает отчетливое символическое, обещающее звучание — «Господин Великий Новгород» (2007).
У Михаила Абакумова (1948–2010) северный край мыслится не как отдельный мир, а как часть огромного пространства Родины, и он пишет, например, Вологодчину так же, как родную Коломну — с радостным восхищением каждой деталью, каждым фрагментом пейзажа, которые видит его внимательный взгляд художника («Ходят белые ночи», 2002; «Харовские дали», 2000).
Художника более младшего поколения, Сергея Смирнова (род. 1954), Север очаровал не только своими пейзажами, архитектурой, но и людьми, создающими уютный, крепкий быт, а, если быть точнее, саму жизнь («Утро в пекарне», 1988; «После дождей», 1984). И как же до отчаяния больно, когда этот насыщенный красотой, созданный ими или их предками мир может быть разрушен, разобран по бревнышкам равнодушным «шабашником» («Судьба старого дома», 1984).
Иван Глазунов (род. 1969) поехал в северные края в поисках ярких эстетических впечатлений и, конечно, нашел их — Север богат красотами природы, бережно сохраненными артефактами старины, и это нашло свое отражение в работах художника. Но все-таки главным открытием оказались люди, их отношение к ближним, к жизни в целом, к вере… («Сольвычегодск. Жара», 1996; «Пинежский лес. Обетный крест», 2005; «Первый снег на Двине», 2007; «Портрет Александры Филипповны», 2002). А еще для Ивана Глазунова некоторые месте Севера отзываются болью, — из них ушло, затерялось в прошлом то, что когда-то было наполнено жизнью, красотой («Призраки», 2008).
* * *
И сегодня Север притягивает к себе художников, дает им массу материалов для вдохновения, стилистических и смысловых поисков.
Под впечатлением небольшого путешествия по Кольскому полуострову художник Ольга Давыдова создала в 2018 году цикл работ «По ту сторону Аквилона». Для Ольги Север оказался контрастно-четким, несколько пугающим, но испуг этот сродни тому, что возникает, когда начинаешь размышлять о тайнах космоса. Но в этих краях все, даже серость и тоска многоэтажек, покрывается и успокаивается, очищается белым, который художник использует сознательно, как символ севера — снега и льда.
В небольшой статье можно лишь прикоснуться к тому огромному пласту изобразительного искусства (сколько художников еще не названо!), рассказать о тех работах, на который Русский Север вдохновил художников: эта тема почти так же неисчерпаема, как красота и величие этого прекрасного края.
